«И ее тоже»?

У Шаны язык чесался спросить, что он имеет в виду, но она не решилась: в глазах Лоррина стояла такая глубокая боль, что она, пожалуй, была под стать ее собственным горестям. Но юноша поднял глаза и дал ей ответ точно сокровенный дар:

— Моя мать... эльфийка, леди Виридина... она моя настоящая мать, это мой отец был человеком, — тихо сказал он. — Она скрывала меня под личиной до тех пор, пока я не стал достаточно взрослым. Она рассказала мне, кто я такой, и научила меня защищаться. Я уже говорил тебе, почему нам пришлось бежать: в наш дом явились маги из Совета, чтобы проверить, не полукровка ли я. Отец точно знает, что он чистокровный эльф. Я не мог остаться, иначе бы меня схватили; но, бежав, я фактически признался, что я действительно полукровка. Так что остается...

Твоя мать, у которой был любовник-человек! — выдохнула Шана. — И она не могла забеременеть случайно, верно?

— Да, для нее это было бы концом всего, — признался Лоррин бесцветным тоном. — Она может притвориться безумной; она может создать фальшивое воспоминание, так что лорды Совета увидят, что ее родное дитя родилось мертвым, а повитуха подкинула ей младенца-полукровку. Конечно, если они копнут поглубже, это не сможет объяснить, почему я с самого рождения выглядел как чистокровный эльф, но если она сделает вид, что сошла с ума, ее просто поручат заботам лорда Тилара. Но ей придется до конца дней своих жить в башне, пленницей в собственном поместье, не имея ничего сверх самого необходимого. Лорд Тилар никогда не простит ей обмана — более того, он никогда не простит ей того, что, оказывается, он так и не смог зачать сына.

Лоррин чувствовал куда более сильную тревогу и вину, чем желал показать, — Шана это видела. Ему казалось, будто во всем, что происходит сейчас с его матерью, каким-то образом повинен он сам. И, увы, утешить его Шане было нечем. л В конце концов юноша поднял голову и слабо улыбнулся.

— Шана, мне хочется задать тебе один вопрос... Но боюсь, он покажется тебе чересчур личным и, может быть, нескромным... Не знаю, имею ли я право спрашивать об этом...

«Вот как?!»

— Спрашивай, спрашивай! — разрешила Шана. — Я всегда считалась специалистом по нескромностям.

— Ты была влюблена в Валина?

Хотя Шана как раз только что обдумывала этот вопрос наедине с собой — или именно поэтому, — вопрос Лоррина застал ее врасплох, и она выпалила, не успев подумать:

— Если бы ты спросил об этом месяц назад, я ответила бы «да».

Сказав так, Шана сама испугалась собственной откровенности.

— А теперь... теперь я не знаю. Я начинаю думать, что, может быть, и нет...

— А-а! — сказал Лоррин и улыбнулся чуточку шире. — Это хорошо.

— Хорошо? — резко спросила Шана. — Почему это?

— Потому что это значит, что у меня есть шанс, — ответил Лоррин. Его откровенность поразила Шану еще больше. Лоррин взял ее за руку. — Я сделаю все, что в моих силах, и, может быть, этого хватит — но если бы ты была влюблена в Валина, мое дело было бы безнадежно. Мне не по силам тягаться с призраком.

— А! — только и смогла вымолвить Шана, глядя на Лоррина круглыми от удивления глазами. — Понимаю.

— Я тоже думаю, что понимаешь.

Лоррин еще некоторое время смотрел в глаза Шане, потом встал на ноги и мягко поднял ее.

— А пока что я думаю, что Меро с Реной правы: в этих прогулках под луной есть некое очарование. Пошли пройдемся?

Шейрена еще никогда в жизни не чувствовала себя такой счастливой. Они с Меро медленно брели по степи, залитой лунным светом, мягкий ветерок нес душистый запах трав, вокруг звенели цикады и щебетали ночные птицы. Так легко было забыть, что они на самом деле пленники, и отдаться очарованию этой минуты!

А для Рены тем более: ей всю жизнь приходилось довольствоваться краткими мгновениями счастья, так что ей было не привыкать.

Меро был совсем не похож на героя романа. Это и неудивительно, ведь все романы писались под пристальным взором эльфийских мужчин, и, хотя все герои в них были скроены так, чтобы понравиться эльфийским девам, они, кроме этого, были еще и воплощением идеала мужчины с точки зрения сильного пола. Герою романа полагалось ворваться в жизнь девушки, ошеломить ее своим мужским обаянием, защитить от всего на свете и принять за нее все решения. А Меро... Меро поддерживал ее — но не защищал. Когда Рена чувствовала себя неуверенно — а такое бывало более чем часто, — Меро сжимал ее руку или просто смотрел ей в глаза, и этот жест, этот взгляд без слов говорили: «Ты — сможешь. У тебя получится. Ты нужна. Ты умная».

И это было для Рены куда важнее, чем всякая там защита.

«Ты самостоятельная...»

Меро никогда не держался с ней покровительственно. Да, он протягивал ей руку, чтобы помочь преодолеть трудное место, но при этом он ждал, что при нужде и она ответит ему тем же, поддержит его...

— Дорого бы я дал за то, чтобы узнать, о чем ты сейчас думаешь! — нарушил молчание Меро.

Рена рассмеялась.

—  О, всего лишь о том, как хорошо, что ты — это ты!

— Я — это я? Но кем же я мог бы быть еще? — спросил Меро, изображая недоумение.

— Ну, хотя бы тем идиотом, за которого меня собирались выдать замуж!

Она рассказала Меро про тот ужасный обед с Гилмором. Меро выслушал сочувственно, но тут же посоветовал подумать о том, как должна была чувствовать себя эта наложница. Наверняка она очень боялась утратить свое положение — ведь судьба отвергнутой наложницы чрезвычайно печальна. Ее ждет падение, а там, внизу, найдется достаточно таких же рабынь, как она, которые будут только рады ее унижению.

Рене вспомнились бывшие отцовские наложницы. Вероятно, потому они и злые такие, что чувствуют себя несчастными! И как иначе они могут потешить свою гордость, если не бунтуя время от времени?

Мать, должно быть, понимала это и потому смотрела сквозь пальцы на выходки рабынь. Рена тогда и не подозревала, что ее мать настолько чуткая...

— Ну что ж, на самом деле я тоже рад, что я — это я. И что ты тоже все больше становишься самой собой.

Меро ласково пожал ей руку. Рена придвинулась поближе. Где-то замычала корова.

— Знаешь, ты становишься сильнее с каждым днем, прямо на глазах. Ты все чаще вспоминаешь, что главное — не бояться.

— Да нет, все равно я трусиха! — сказала Рена. Но Меро покачал головой:

— Вовсе нет. Ты просто иногда забываешь, какая ты на самом деле храбрая. Вот и все.

Он поднес руку Рены к губам, развернул ее ладонью кверху, поцеловал и сомкнул кулак Рены.

— Вот тебе. Храни как напоминание.

Девушка вздрогнула от удовольствия и счастья и почувствовала, что краснеет.

— Хорошо, я буду его хранить, — прошептала она.

— Я знаю, — ответил Меро.

И это-то и было самое главное. Он действительно знал. Знал, что Рена навсегда запомнит этот миг. Что бы ни случилось, этот поцелуй останется с нею навеки.

 Глава 9

Сегодня, пока Джамал смотрел, как тренируются его воины, заговорщики впервые собрались под открытым небом, а не в шатре. Кеман тревожно озирался: ему не нравилось, что они стоят тут, в проходе между двух шатров, принадлежащих жрецам. Но ему так и не удалось обосновать свои возражения.

Кеману было не по себе с того самого момента, как Джамал подозрительно легко поддался на требование Шаны. Что-то тут было не так. Но на самом деле единственное, что мог сказать Кеман, — это что все идет чересчур гладко. А этого, согласитесь, маловато. Джамал помалкивал и не вмешивался в дела пленников. Он ни о чем не спрашивал, молча принимал карты, молча выслушивал описания поместий и их охраны и вообще, казалось, ничего не собирался предпринимать. Кеман чуял, что дело тут нечисто. Ведь Шана опозорила Джамала при его воинах, а Джамал явно не из тех, кто готов спускать подобные вещи. Джамал — опасный враг, он не прощает даже ошибок, не то что оскорблений.

Шана говорила Кеману, что все его тревоги не стоят выеденного яйца, и ехидно спрашивала, неужели он скучает по опасностям. Но молодой дракон никак не мог избавиться от ощущения, что все они чего-то не видят — чего-то очень важного. В поведении Джамала явно что-то кроется, надо только понять, что...